Дмитрий Быков. ПАСХАЛЬНОЕ
…А между тем благая весть — всегда в разгар триумфа ада,
и это только так и есть,
и только так всегда и надо! Когда, казалось, нам велят — а может, сами захотели, — спускаться глубже, глубже в ад
по лестнице Страстной недели:
все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а чё там;
бежал Фома, отрёкся Пётр, Иуда занят пересчётом, —
но в мир бесцельного труда и опротивевшего блуда вступает чудо лишь тогда, когда уже никак без чуда, когда надежда ни одна
не намекает нам, что живы, и перспектива есть одна — отказ от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос,
осклабясь радостно, как звери:
"Уроды, где же ваш Христос?»
А наш Христос пока в пещере,
в ночной тиши. От чуждых глаз
его скрывает плащаница. Он там, пока любой из нас не дрогнет и не усомнится (не усомнится только тот глядящий пристально и строго
неколебимый идиот, что вообще не верит в Бога).
Земля безвидна и пуста
Ни милосердия, ни смысла. На ней не может быть Христа,
Его и не было, приснился. Сыскав сомнительный приют,
не ожидая утешенья,
сидят апостолы, и пьют,
и выясняют отношенья:
— Погибло всё. Одни мечты. Тут сеять — только тратить зёрна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно.
Он был неправ, а правы те. Не то, понятно и дитяти,
Он вряд ли был бы на Кресте,
что он и сам предвидел, кстати.
Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина и говорит: «Воскрес! Воскрес!
Он говорил, я говорила!»
И этот звонкий женский крик
среди бессилия и злобы раздастся в тот последний миг,
когда ещё чуть-чуть — и всё бы.
Глядишь кругом — земля черна.
Ещё потерпим — и привыкнем.
И в воскресение зерна никто не верит, как Уитмен. Нас окружает только месть, и празднословье, и опаска,
а если вдруг надежда есть — то это всё ещё не Пасха. Провал не так ещё глубок. Мы скатимся к осипшим песням
о том, что не воскреснет Бог, а мы подавно не воскреснем.
Он нас презрел, забыл, отверг,
лишил и гнева, и заботы; сперва прошёл страстной четверг,
потом безвременье субботы, — и лишь тогда ударит свет, его увижу в этот день я:
не раньше, нет, не позже, нет, —
в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто,
а миллион поверит бреду; когда уже ничто, ничто не намекает на победу, — ударит свет и всё сожжёт,
и смерть отступится, оскалясь.
Вот Пасха. Вот её сюжет. Христос воскрес.
А вы боялись.